Я никакой не ответчик, не поучающий. Как мой любимый святой Исаак Сирин говорит, что мудрость, не оправданная деятельностью, – залог стыда. Слово о деятельности – сокровищница надежды. Речь о том, что говорить всегда с кем-то можно только из того, что удалось сделать самому, с помощью Божьей конечно. Вот из этой позы. Я помню, когда я начал Евангелие читать, мне всё так, дальше, и вот рассказ о блудном сыне. Когда он пришёл, как у Рембрандта, помните, обхватил колени Отца. Вот из этой позы могу я с вами разговаривать только: из позы человека, который к Отцу пришёл, обхватил Его ноги, и плачет, и просит, и всё старое кончилось. Вот из этого. Поэтому я не какой-то тут Пётр Мамонов, что-то сейчас скажу, и вы разберётесь. Я один из вас. Я говорю как у меня. Может быть, кому и поможет.
«Посылаю вас, как овец среди волков»,
а не «С волками жить – по-волчьи выть»
Предлагает жизнь очень странные, страшные, неясные обстоятельства. Жить вообще очень трудно и каждому в свою меру даются «спасительные случаи», преодолевая которые мы и идём путём духовной жизни. Надо нам всем твёрдо помнить, что Отец, который Бог, он нам каждому хочет только добра.
Я сбивчиво. Просто к тому, что наша вера и христианство, духовный путь – это не что-то такое где-то там, это наша жизнь каждую секунду, каждую минуту. Приходится голову включать и жить очень ответственно, напряжённо, следить за каждым своим словом, за каждой своей мыслью, чувством, не говоря уже о делах. Сначала удаётся как-то не делать дела плохие, потом не говорить слова плохие, а мысли и чувства – тут хуже всё дело.
Если личные отношения с Богом завязаны, то происходит наша христианская жизнь. Только личные отношения с Богом. Никакие свечки, никакие Афоны, никакие Иерусалимы, ничего не поможет. Вы думаете, я вам сейчас скажу, и вы во всём разберётесь? Ничего подобного. Никакой батюшка, никто не поможет.
Митрополит Антоний Сурожский говорит: крест – это незащищённость и риск. Вот мы такие умные, крутые, продвинутые, всё знаем, у нас всё есть. Давайте рискнём жить как Он жил. Что будет? А будет Царство Небесное, будет новая плоть, будет одно-единственное каждому имя, только то, которое ты есть. Вот о чём речь, вот о чём базар весь, об этой самой сути, щепоточке нашей, которая есть мы. Если всё отряхнуть, когда ничего нет, тела, вот это – останется. Вот это будет. Я думаю: ничего себе, вот это круто, вот это я хочу туда. Вот так я начал, с чего это и началось всё.
Я всю жизнь хотел бы самым крутым, а в 45 лет уткнулся носом своим в угол. У меня всё было – слава, известность, деньги, на гитаре я первый, жена, дети. Жить стало незачем, смысл жизни ушёл вообще. Я просто упал на пол, обхватил эти колени и говорю: Отец помогай, не могу, замучался. Только когда жажда десятидневная, только когда не пил, только тогда приходит. Так, слегка, после работы стихи писать – не получится ничего. Сердце говорит: всё отдай мне, сыне, а остальное всё управлю. Только всё, совсем, всё по-честному… Молодые люди знают это, понимают, как это можно до конца всё. Энергии много, сил много, до конца туда.
Вопрос-то он один в нашей жизни: зачем? Зачем я это делаю? Зачем мне пить? Что будет лично мне; кому-то это хорошо. Каждый раз: зачем? Второй вопрос: я этот день прожил на этой земле, кому-то от этого было хорошо? Если не было, значит для Царствия Небесного мимо день. Ты всё успел, всё нашёл, всё скачал – мимо, извини. Взял, тарелку помыл, пока мать не сказала тысячу раз – всё, день прошёл не зря, дальше можешь уже лежать. Одну тарелку, но каждый день и всегда, а завтра – две. Вот так комариными шажками в Царство Небесное. Но каждый день, но всегда. Чуточку. Не надо много – переломимся по нашим слабым силам.
Не помню уже кто, кажется, Антоний Великий такой вопрос задавал Богу:
— А кто спасётся?
А он с Богом разговаривал, как я с вами, он вопрос и ему сразу ответ. Бог говорит:
— Спасутся люди нашего времени, когда уже не будет подвигов, ни сил для этого.
— Чем же мы спасёмся?
— Безропотным терпением скорби.
Те обстоятельства жизни, которые вокруг каждого из нас переносить надо без ропота, то есть зная, что если такое обстоятельство в жизни – Отец Небесный даёт нам только те вещи, которые нам полезны. Он любит нас безмерно, Тот, который родился, который жизнь нашу прожил. Для чего? Чтобы нам всем, ориентируясь на его жизнь, вести христоподражательную жизнь. В свою меру, конечно. То, что через себя, через своё «хочу». Не хочется мыть эту посуду, ведро это выносить опять не хочется, пошёл – сделал.
У меня лично всё время одна и та же ситуация – этого сына, который в Евангелии. Один сказал: «Сейчас иду» и не пошёл, а второй говорит: «Нет» и пошёл. Вот у меня, получается всегда ситуация второго сына. Я говорю «нет», потому думаю: как же «нет», надо сделать. Пошёл, сделал. Хорошо, значит, так можно, а не наоборот. Как в одном французском фильме: он – нож ей в грудь и вытащил сразу, а уже всё, грех есть.
Что же потом? Потом опять – обхватив колени, и опять, и опять. Сто раз упал. На сто первый остался лежать? Нет, встал опять. Хотя я в одной из своих песен я пою, что я лежу плотно, как тротуарная плитка. Надо вставать, но шрам остаётся. Особенно от серьёзных, страшных грехов – по отношению к собственной семье, убийство детей. Все эти вещи, конечно, оставляют на нашем сердце шрамы. Ничего, приходится идти, ребята. Направление одно и стула только два – или черти, или Бог, ничего между этим нет.
56 лет, лысый, с бородой, внуки уже есть. «Как на счёт покреститься?» — «Нет, батюшка, я не готов». – «Интересно посмотреть, как ты там готовишься…» Никак. А есть ещё такой же – этих же лет, дети, на работе сидит – играет. Начальник пришёл – ой, спрятал всё. Смешные какие-то вещи.
У меня есть один товарищ, я ему говорю: Алексей, а что это ты в храм стал ходить? И у него прямо так вырвалось: а куда нам ещё?! Видно, он намучился сильно, а я его знаю давно, он такой мужественный человек – со страшного похмелья, в шесть утра… Намучался и куда нам ещё: «Господи, помоги». Сидит один, пил, кололся, и взмолился вдруг: «Господи, помилуй» и на следующий день работу вдруг предложили и как пошло-поехало. Вот так, но только когда с самого дна, из всех своих нутрей, из всех своих желаний, а не после работы стихи писать, тогда Он сразу говорит: «На».
Зачем мы живём? Чтобы приготовиться к тому экзамену, который будет перед нашим входом в вечность. Другого смысла в этой жизни нет. Всё, что на эту мельницу – всё в плюс, всё, что мимо – мимо. Не минус даже, вообще сущности нет. Поэтому если мы начнём свою жизнь проверять каждый день, каждый час, каждую секунду. Под этим знаком увидим, что всё нам станет понятно: туда я живу или в сторону, или вообще назад, или мимо. Жизнь проходит каждый день и довольно быстро. Вот он, порог. Что будем делать в четверг, если умрём в среду? Вопрос один.
Есть или жизнь или смерть. Без Бога жизнь – это смерть наяву. Не надо обольщаться, что я отпуск отгуляю, а потом в церковь схожу. Нет, это смерть. Темнота не имеет сущности, это отсутствие света. Вы спичку зажгли, она раздвинулась на эту спичку. А вопрос есть ли Бог, нет ли Бога – он же праздный. Изучите. Как некоторые атеисты спорят о каком-то взрыве – это же надо какую веру иметь, почище нашей. Но спорить никогда не надо. В состоянии терпимости, уважения друг к другу, показывая своей жизнью.
Как я одному знакомому говорю:
— Вась, что это ты в храм стал ходить?
— У меня мать орала-орала, дома грязь, а тут два года ходит в церковь и изменилась. Знаешь, я тоже хочу.
Вот и всё. Никуда она его не тащила: пойдём креститься, пойдём венчаться. Эти бабки, которые всех тащат, уже всех замучили. Не так надо. Был злой, стал добрый. Валялся целый день пьяный, а тут раз – работает! Чем бы ни занимался, лишь бы не пил. Изменился? Изменился. Лучше? На одну четверть семья стала лучше. Он лежал пьяный, она орёт, дети с бабкой, которая шепчет: «Не слушай маму». Сумасшедший дом. Он бросил – на одну четверть стало лучше. Вот наш путь духовной жизни. Начните с себя. Не надо кругом. Это можно потом, начните с себя. Тогда все сразу увидят.
Мы всех разобрали по полкам – это соседи, с этими не надо общаться и так далее. Нет, ребята, так не выйдет. С волками жить по-волчьи выть – так не надо.
У нас один батюшка заболел, при смерти, печень разваливается, врачи отказались. Приехали семеро со всей округи, пособоровали. На следующий день доктор говорит, что печень в норме, здоров. Вот как Бог, Он сразу и навсегда. И постоянно, и всегда один и тот же, и ни тени перемен. А мы? Мы мимо идём. Эти двери открыты, там подаётся такое, чего даже ангелы не имеют, а мы мимо идём. «Я не готов». А там другого порядка совсем кайфы. Ничего плотского там нет. Зачем мне коньяк, когда я это потеряю? Я чуть-чуть этого вкуса почувствовал и не хочу больше ничего другого. Ничего не надо. Сижу у себя и думаю: что-нибудь надо ещё? Ничего не надо. Вот так, живу и радуюсь. А лет десять назад я бы устроил…
Как я в песне пою: «А раньше я у бабушки десяточку потихонечку из шкафа. Раз – думал, на меня не подумают, думал, никто не хватится. Мы пошли с товарищем, купили пистолеты красивые, красные и пистонов ленту». Так было. У бабушки таскали, потом началась водочка, портвейн. Смотришь, 45 лет, вот мне уже 62, вот это вчера всё было, завтра умирать. Короткая история, ребята. И что скажем? Скажем, некогда было? В Бога я верю, а в церковь – нет, у меня Бог в душе. Говорит, позавтракай сегодня, пообедай и поужинай в душе. Не макароны с мясом, а в душе. Нет, хочу. Так и мы, и я – забываем. И опять, и опять, а Он говорит: ладно, прощаю, люблю, и опять люблю.
Anatoly
Kolambamani
zaec