Пётр Николаевич Мамонов отвечает на нелёгкие вопросы детей в передаче «Сто вопросов взрослому».
О себе
Я родился в очень хорошей семье, где меня любили. И папа, и мама, и бабушка меня любили. У меня есть брат, его тоже любили. И мама с папой друг друга любили. Когда я вышел потом на улицу, я очень удивился, что там мало кто друг друга любит. Все чего-то толкаются. И начал сам также стараться. Пробегал до 45 лет. Что-то мимо пробегал, а что-то и с толком было. Гитару взял, стал песни писать. Как вы живёте, так и мы жили, что особо рассказывать. Вот так о себе.
Почему люди врут?
Люди врут потому, что хотят перед другими выглядеть хорошо, а боятся заявить то, что они есть на самом деле. Это очень страшная вещь, называется лицемерие. На самом деле я злой, надел маску и добрым вышел – гнусная вещь. Уж злой – будь злым, что делать. Ложь нас окружает и в нас она пышным цветом цветёт. Мы все хотим казаться, а не быть.
Почему у вас только один зуб? Вы боитесь зубного врача?
Я очень люблю всё натуральное. Мне в рот, в мою кость, влезут американским напильником, будут вставлять мне туда какой-то чужой кусок чего-то чужого… Мне говорят: «Зубы вставь», я говорю: «Себе голову вставь новую». Вообще я боюсь врача. Он страшный.
Вам не трудно жить в деревне? Чем вы занимаетесь по вечерам?
Встал сегодня в девять. Кофейку с удовольствием. Снег, красота, солнышко сегодня. Минут двадцать я сижу, гляжу. Помолился, Боженьке сказал: помоги, прости. Десять – час прошёл. Гляжу, намело у ворот, не проехать. Лопатку взял, раскидал. Дрова принёс. Посуду помыл. Час прошёл. Приехали с телевидения, поехали сюда. Приеду сейчас – кино вечером гляжу (я люблю Жана Габена, вот эти — хорошие, не нынешний бред), «Боженька, спасибо» и спать.
А завтра что будете делать, какой у вас распорядок дня?
Не знаю. Достаточно одному дню своей заботы.
Вам нравится быть знаменитостью?
Это такая тяжёлая вещь. Идёшь по улице, через один тебя человек останавливает и говорит «спасибо». Сначала я говорил: нет, это всё от Бога, это не я. Вижу, человек расстроенный отходит. Теперь стою и слушаю. Он что-то хочет мне сказать, о своей семье рассказывает, я стою и слушаю. До слёз бывает. Если так знаменитостью – ради того, чтобы человеку помочь, выслушать его, нас же мало кто слушает.
Я в деревне живу, там у меня кустики, малина, смородина растёт. Ко мне один мальчик приехал девяти лет и он единственный, кто меня понял, как смородина растёт, а взрослые на кухне, они о чём-то своём разговаривают. Вот и знаменитость. Какая знаменитость? Все люди. Свои все люди, нормальные, а это – всё пройдёт. Знаменитость… Сейчас хвалят, а завтра свалят.
Для вас было большей ответственностью играть святого в «Острове» или Ивана Грозного?
Не ответственностью, а трудно очень. И там было трудно, и там. Вообще, никто не обещал, что будет легко. Когда трудности, их приходится преодолевать — это и есть жизнь. Иван Грозный, видите, какой был человек, всякий. Он думал, что можно силой заставить кого-то любить. Все вообще хотят, чтобы их любили. Он думал, что можно сейчас войско, чтобы его любили. Нет, нельзя. А тот мой старичок Анатолий, он просто был таким, старался. И как к нему все лучики! И мальчик пришёл, и дяденька приехал. Поэтому для сердца, конечно, лучше было играть этого старичка в «Острове», но надо и Грозного играть. Не знаю, что ответственно. Всё ответственно. И утром встать ответственно.
Вам не кажется, что режиссёр эксплуатирует ваш образ?
У режиссёра такая работа, артистов эксплуатировать. Мы просто как шахматы в его руках, пешечки. Он как хочет, так нас и двигает. Он говорит: «Петь, на скамеечку прыгни». Я раз и прыгнул, я умею, а он думает. Вот он что-то в голове придумал и в свой театр играет, а мы делаем. Это не эксплуатация. Так интересно жить, чтобы один одно делал, другой — другое.
Вы дорогой актёр?
Я их не балую особо, а то они хотят расслабиться. «Николаич, у нас такая замечательная программа, православная». Я говорю: «Денег сколько?» — «А мы думали…» — «Думали? Пока». Вот так.
Я добавлю. Был такой старичок Амвросий Оптинский, так он говорил, что деньги – это милость Божья, потому что раз мы любить-то друг друга не умеем, так денег дай. Не в деньгах дело, а в том, как мы к ним относимся. Если у вас на первом месте бабки, бабки, бабки – готов. Умирать будем все, строго. И что потом? Помер. Что? Остался Дух. Взять нельзя ни дом, ни машину. А что взять? А взять то, что мы прощаем, уступаем, дружим. Свои деньги заработанные отдай и получишь благодарность. Можно вечные вещи за деньги купить. Вот как интересно.
Почему вы выбрали именно деревню?
Вы же знаменитость и можете выбрать любую квартиру в Москве.
По немощи. Не могу с людьми. Трепыхаюсь, начинаю рассказывать, потом ночи не сплю. Слабость.
А вы всю жизнь живёте в деревне?
Двадцать лет уже скоро будет. Я вообще центровой Большой каретной, улицы Горького был всю жизнь — был одним из главных, ходил всё по улице Горького. Тогда ещё все ходили в костюмах, а у нас у всех длинные волосы уже и всё прочее. Ручка от унитаза у меня, намотанная на ухо, висела. Арестовывали. Зачем? Чтобы крутым быть.
Понимаете, очень просто ехать по «эскалатору» вместе со всеми. Попробуйте – все вниз едут, а вы вверх, один. Вот, что нам Христос на самом деле предлагает: идти против течения. Мать посмотрит на улицу – все в шубах и ребёнка в шубу, а на улице ноль градусов… Сами думаем, сами живём, поступаем сами.
А когда вы носили ручку от унитаза, вы в Бога верили?
Нет! Я бегал, мне было некогда.
А во сколько лет вы начали верить в Бога?
В 45 лет, я приехал и раз – это дар. Я встал утром и, ух, ты! смысл жизни появился. Смотри, если Бога нет, жизни после смерти нет, то зачем мы здесь живём? Чтобы деньги заработать, квартиру, дом – очень мелкая цель. Нет, мы здесь живём, чтобы приготовится к вечности и детишек своих родить. Вот вырастешь, будешь женщиной, мамой – роди семерых! Поначалу будет трудно, зато потом!
А почему у вас не семь детей?
Потому что дурак. Жалею. Поздно понял, в 45 лет.
А почему не усыновите?
Тяжёлый очень труд – чужого взять человека в семью. Всегда надо труд стараться на себя брать, по силам своим. Не надо через силу. Я ещё не способен взять чужого ребёнка и как к своему относиться. Сейчас много сирот, я очень сожалею об этом. Стараюсь своими силами делать то, что могу – какую-то временную помощь, если удаётся. Я артист, выступаю. Фильм «Остров» был, все посмотрели – и маленькие, и большие. Это очень трудное дело, но я лично не способен пока что. Взять его, потом злиться буду, и что? Не могу. Не знаю, сейчас дом огромный построили новый, может в новом доме что-нибудь такое случится. Как Бог даст. Не готово сердце, узкое, тяжело.
Вот ещё что – всем не поможешь. Лишь бы себя сделать, семью, тогда вокруг тебя будет что-то. Если есть в организме здоровая клеточка, то вокруг неё все здоровые, а если больная, то вокруг все заболевают. Поэтому спаси себя и хватит с тебя. Себя делайте, ребята.
Как вы познакомились со своей женой?
Познакомились так. Вот я стою на сцене с гитарой и пою песню: «Проснулся я утром часов в пять, и сразу понял: ты ушла от меня. Всё равно опять напьюсь, шуба-дуба-блюз». Она сидит и как завороженная смотрит, а я стою – герой, с гитарой, в клетчатом пиджаке. «Всё равно опять напьюсь, шуба-дуба, подумал я блюз», а она смотрит. И мы пошли под ручку, и тридцать лет вот идём.
А как за ней ухаживаете?
Подставляю плечо, если что-то случилось. Вот сегодня, звонит: машина не заводится. Я говорю: предохранитель смени. Сменила, звонит: завелась.
А кроме этого: цветы, подарки?
Подарки вообще хорошо дарить, потому что намного приятней дарить, чем подарки получать. Цветы – понимаешь ли, в чём дело, у нас такой участок большой, что там столько цветов и она разводит розы разных сортов. Поэтому мне как-то ей неловко дарить цветы, когда у неё красивейшие розы на участке. Нет, я ей стараюсь дарить себя.
А вы умеете готовить?
Да, и очень люблю. Не часто, но если я взялся, то сделаю. У меня есть способность в этом. Готовлю всё, что угодно. Смотрю, курочка лежит – курочку на костре пожарил, томатный соус, мелко порубил лучку, петрушечки, укропчику туда, маслица. Целая история – как рэп. Всё, у меня готово – на стол, кушают.
Вы хороший отец? Расскажите о своих детях.
Не знаю, всякий. Когда водочку пил, то какой я был отец? Вот он, лежит. Детям моим 26, 28 и 36. Профессии их не буду называть, чтобы не смущать их.
А дети похожи на вас?
Конечно. «Мамончики». И внуки похожи.
А вы ругаете своих детей или внуков?
Очень важная тема. Я их ругаю, потому что люблю. Если мне всё равно, то мы по отдельности. Я за них отвечаю перед Богом, он мне дал их – это не мы родили с мамочкой, хотя мы участники. Я отвечаю за их воспитание, а чтобы воспитать надо наказывать. Ведь молодой человек – это как необузданный конь, всего хочется, его рвёт, колбасит по-страшному. Я стараюсь помнить, как у меня это было, всё это понимаю, но это не означает, что надо терпеть: если он хамит, я его накажу, потому что я – главный. Вот как в семье интересно Бог задумал: троица – женщина, мужчина и дитя. Все люди, но все разные.
Вы отреклись от прежней жизни?
Пушкин ответил нам: «Я с отвращением листаю жизнь свою, но строк позорных не смываю».
Когда вы последний раз пробовали наркотики и вообще пробовали ли вы их
Я пробовал наркотики, но я не пробовал «тяжёлые» — героин и прочие. Я, зная себя, очень боялся умереть. Вообще, наркотик – давайте расшифруем, что это такое. Это значит, что ты от чего-то зависим, то есть ты без чего-то не можешь. Если ты не можешь без любимой игрушки, машинки или «мерседесика» — это тоже наркотик. Поэтому наркотики нас окружают и мы пробуем их всегда, но надо от этого отказываться, чтобы не быть рабом. Лично я… бывает всякое. И выпьешь иногда, и чрез меру. Я такой же, как и вы, ошибаюсь, но я твёрдо знаю, где правда.
Я сейчас ехал, мандарин в кармане лежит. Богатая шкура такая. Раздираю ногтём, снимаю шкуру, а мандаринчик оказался маленький, сморщенный. Так и мы. Если с нас шкурку снять, что мы там? Кто я? Если я независим от этого всего, тогда да. Если у меня в кармане десять тысяч долларов лежит, тогда я крутой, а отними их… Вот и вся «независимость».
Господь нам это и даёт, и обещает независимость: Я и ты. Остальное – всё лажа. Всё придумали дядьки взрослые. На «бабках» сели, на этих мешках, и нас «крутят»: всё и сразу, давай нажрись, напейся. Вот мне надо это? У меня душа болит, тоскует, я не могу уснуть, так мне тревожно. Кто мне это заменит? Пивом зальётся? Нет.
Anatoly
Kolambamani
zaec